Продолжаем наш проект #истории_успеха. Своей личной историей поделилась Елена.
Подписываемся также на ее Instagram — https://www.instagram.com/lenaizstranitlena/
С момента, как у меня подтвердили диагноз пограничное расстройство личности, прошел почти год. До этого я лихо балансировала между кучей МКБшных шифров, начинающихся с буквы F, не понимая, что со мной не так и почему лекарства, которые должны полностью купировать болячки, работают либо вполсилы, либо вызывают не совсем те реакции, что должны. И я не виню в этом специалистов. ПРЛ — один из тех раскладов, которые ты как лечащий врач хочешь к себе меньше всего. Диагноз ужасно капризный, правда. Только на разбор — не устранение — одной проблемы у меня с моим психотерапевтом может уйти до 10 сеансов. А помимо этой условной я таких проблем ну, скажем, штук 8 сходу назвать могу. Это не копая вглубь. Во многом потому что пограничниками не рождаются. Их взращивают другие. Своими комплексами, вредными привычками, абьюзивными наклонностями и обесцениванием. Главным образом обесцениванием испытываемых нами эмоций. Пограничный ребенок словно оголённый провод — от природы он слишком возбудим и восприимчив, что тревожит и даже пугает его родных, которые в попытках спрятаться от шквала обрушивающихся на них детских переживаний принимают позицию самозащиты. В результате большинство из нас, пограничников, вырастает с чувством не понятости собственных переживаний и своего Я в целом, что в том числе сказывается на процессе формирования нашей идентичности.
А теперь лирическое отступление. Надеюсь, вы читали произведение Патрика Зюскинда «Парфюмер», либо же смотрели не менее талантливую его экранизацию, снятую Томом Тыквером (если нет, настоятельно советую ознакомиться). Главный герой истории по имени Жан-Батист Гренуй — представитель нижней прослойки общества Франции середины 18 века, и его жизнь могла быть совершенно непримечательной, если бы не один занимательный факт: у Гренуя был потрясающий нос! В переносном смысле. Он мог учуять абсолютно любой запах, и все ароматы для него представляли ценность, что для жителя зловонного Парижа того времени было огромным везением. Но тут встаёт логичный вопрос: а разве собственный запах Гренуя не должен был перебивать все остальные? Должен, если бы он у него был. К тому, что было дальше, мы вернёмся чуть позже.